– Добрый вечер, Петр, рад тебя видеть…
– …и я тебя.
– Ты родился в Закарпатье – скажи, пожалуйста, по малой родине своей тоскуешь? И что для тебя вообще Закарпатье?
– Закарпатье для меня – это 37 хат, сейчас объясню. Когда в те края пришла советская власть, она сделала село Соломоново и хутор Страж – через железную дорогу. Венгерская часть была большая, русинская – совсем маленькая, 37 хат. Вот там я и вырос. Там ближе к Словакии, чем к Чопу, ближе к Венгрии, нежели к любому украинскому населенному пункту. Поэтому когда было свободное пересечение границы и люди ходили туда-сюда по таким розовым бумажечкам, я мог по 12 раз в день бегать в другое государство за маслом, за молоком… В советских магазинах не было практически ничего, и мы в Венгрию, как в капитализм, ходили.
– О русинах спрошу.
– Ой, упаси нас Господь начать на эту тему говорить, я так устал с идиотами бороться! Мне часто какие-то претензии предъявляют: мол, вот, у вас там сепаратизм… Люди добрые, давайте начнем с того, что вокруг Закарпатья всегда вранье было. И в свое время, когда Закарпатью давали возможность выбирать, быть с советской Украиной или нет, люди голосовали за то, чтобы остаться в составе Чехословакии, потому что при чехах они лучше всего жили. Я не просто сумасшедший, я бешеный патриот Украины: обожаю это страну, построил в ней свою жизнь, карьеру…
– …сделал себя…
– …да, здесь выросли мои дети, и когда один идиот, спортивный журналист, начал писать в соцсетях о том, что все венгры закарпатские – сепаратисты, все словаки закарпатские и русины тоже хотят отделиться и к кому-то присоединиться… Ну, это ни в какие ворота. Люди добрые, давайте скажем тогда о том, что у нас очень нехороший край в отношении работы. Я внук богатого человека, потому что мой дед 17 лет проработал в Детройте, дед моего брата двоюродного 22 года проработал в Баффало, и первыми украинскими переселенцами в Чикаго были именно закарпатцы – переехали туда, потому что в Закарпатье никогда работы не было. Немного леса, а сейчас уже и того нет. Вот ты спросил, что для меня Закарпатье. В первую очередь, боль. Раньше я любил туда на поезде ездить: смотришь в окно на горы, а там такая красота! А сейчас смотришь – вырублено все! Я не понимаю: кому-нибудь в конце концов придет в голову остановить это? Остальное – туфта. С теми двумя, которые называют себя поводырями русинского народа, по-моему, все понятно. Один – мне это так понравилось (смеется) – поехал в Москву, вынул флаг «ДНР», наклеил на него фотку Пушилина и устроил единоличный пикет. Россияне не поняли души прекрасные порывы, пришли, набуцкали, он кричал: «Я свой, я свой!», – не помогло. Не стоило, наверное…
– Оглядываясь на все тобой сейчас сказанное, что такое, по-твоему, патриотизм и что – национализм?
– Ну, если посмотреть «дружественные» нам каналы НТВ, ОРТ, «Россия 24», то они четко определяют: разговаривать по-русски – это патриотизм, а пытаться в своей стране приучить людей разговаривать на языке местного населения – национализм. (Улыбается). На самом деле, я хорошо помню слова Фаины Раневской о том, что жизнь – это затяжной прыжок из одного места в могилу. Мы все в этот мир из одной утробы вышли и в одну яму в итоге пойдем – этот закон еще никто не отменял. И считать, что ты чем-то лучше представителя другой нации или другой веры… Я, например, никогда не скажу, что я лучше буддиста, мусульманина или иудея: это глупость полная. То же самое о народах – не стану я их делить на достойные и недостойные. В моем родном селе процентов 70 семей были смешанные. Если я шел и венгра видел, я сначала ему «добрый день» говорил, а потом на его языке повторял и радовался, что этот язык знаю. Я ведь и на венгерском могу стихи писать, и на словацком.
– Да?..
– Без проблем! Я учился на венгерском театральном факультете.
– Так вот за что тебе Сергей Михалков грамоту вручал.
– Не-е-ет! О-о-ой, это такая давняя история… Я очень рано начал заниматься самодеятельностью: выперся на сцену в пять лет, потому что услышал плохую песню. Такую, о которой моя бабушка, если слышала по радио, говорила: «Выключите это говно, чтоб оно не звучало!». Слова там были такие (напевает): «О труде, о счастье, о советской власти эта песня сложена, об Отчизне, что навеки славой партии сильна… Украина и Россия породнились навсегда» – и так далее, в том же духе. В общем, бабушка командовала выключить, я запомнил, а потом на концерте услышал, что хор это поет, выперся на сцену и сказал, что это плохая песня. Меня попробовали со сцены стащить…
– Не получилось?
– …и Катерина Марковна Хризман, которая играла на баяне, предложила: «А может, ты нам хорошую споешь?». Ну, я и спел – переделанный гимн Словакии, после чего у всех дар речи пропал, потому что там были слова (говорит по-словацки): «Заставме же коммунисти здехнут, словаци ожию». В переводе: «Поклянемся, что коммунисты сдохнут, а словаки оживут». А если принять во внимание, что это 76-й год, мама-коммунистка… (Резюмирует). Непросто все, да!
– Но Сергей Михалков все-таки за что награждал?
– Мы с агитбригадой «Ровесник» заняли второе место в Советском Союзе среди агитаторов. Ой, какие там программы были! Борьба с алкоголизмом, с бюрократией… Я вечно играл каких-то оболтусов. Мне было 14, и меня вперед пихали, как красное знамя. Помню, во Львове это было, в ДК железнодорожников. Туда со всего Союза команды съехались, и мы, по-моему, лишь москвичам проиграли. Меня отправили на сцену за грамотой. Ну, Михалков такой здоровый, двухметровый дядька…
– …дядя Степа…
– …да, я смотрю на него: интересно же. Он спросил: «Поступать собираешься?». Я сказал: «Да, следователем хочу быть». И он меня дураком обозвал, так прямо и сказал: «Дурак! В театральный надо!». С тех пор во мне этот червячок поселился, и ни о чем другом я уже думать не мог.

– То есть своей актерской карьерой ты обязан Сергею Владимировичу Михалкову?
– (Смеется). Дважды гимнописцу.
– Забавно, правда?
– Да. Кстати, ты знаешь, есть одна хорошая байка о том, что когда Михалков написал текст гимна Советского Союза, Никита Богословский, гениальный и великий, пришел к нему и прямым текстом влепил: «Сергей, что за говно ты сочинил?».
– На что Михалков ответил: «Говно, не говно…
– …а заиграют – встанешь». Так и вышло.
– Ты учился на актерском факультете Киевского театрального университета имени Карпенко-Карого, затем работал в Черновицком театре имени Ольги Кобылянской…
– Не только. Я и в Театре на Левом берегу играл, и у Олега Примогенова, который в Театре на Подоле ставил «Кто боится Вирджинии Вулф?»…
– Но в Черновцах ты актерствовал семь лет…
– …да, это фантастический театр…
– …с традициями…
– …(кивает) я застал еще тех выдающихся людей старшего поколения, а потом настали самые сложные времена, когда зарплату зарезанными свиньями выдавали – в лучшем случае. Приезжали на гастроли, я помню: мы играем на сцене, а за кулисами стол накрыт, и запах на сцену сквозняком заносит. А мы голодные, как собаки, чуть в обморок не падали… После спектакля садимся в автобус, а там свинья лежит, туша: внутренности вынули из нее и отдали нам в качестве гонорара. Балерине одной стало плохо, и завхоз, отставной военный, не очень умный, замечание сделал: «О Боже, какие мы нежные!». Страшные времена были.
– Если бы не эти времена, тяжелые не только для актеров – для всех вообще, ты остался бы в театре или все равно ушел бы?
– Как тебе сказать… В театр пришел молодой режиссер, мы начали какие-то хорошие вещи играть. Но люди, у власти находившиеся, решили изменить ситуацию, потому что человек, который, по их мнению, должен был роли получать, не получал их. И в результате того парня, режиссера, просто съели, прислали другого. Решили сыграть в какое-то подобие демократии, собрали весь коллектив – 114 человек, там же и хор, и оркестр… И, по-моему, три человека только были за приход другого режиссера. Я встал и спросил у него: «А вам не страшно идти в коллектив, где вас не хотят?». Он ответил: «Нет. Я очень хорошо знаю этих людей». И вот когда я увидел, что он действительно хорошо знает этих людей, что они его надежды оправдывают, я понял, что здесь не останусь. Я очень этот театр любил, и людей этих люблю, ни в чем не обвиняю, понимаю, что я-то там всего семь лет прослужил, ну что такое семь лет? Это так, тьфу. А они прожили там целую жизнь и до сих пор играют, дай им Бог здоровья. Уважаю их как актеров, но оставаться с ними не мог.
– Парню из небольшого закарпатского села, талантливому, имевшему все задатки, сложно было наверх пробиваться?
– Ты знаешь, для меня город Киев – это что-то родное, мягкое, теплое, которое легло рядом, и я его гладить начал. А случилось это благодаря одному-единственному человеку – Павлу Николаевичу Зиброву, кланяюсь ему и радуюсь, что у меня есть такой кум, наш общий друг с тобой. Когда я к нему пришел, он взял меня к себе, поселил в офисе: мне ведь некуда было идти…
– …как долго ты жил там – месяцев семь?
– Девять – можно родить за этот срок. Через девять месяцев я купил убитую квартиру на Левом берегу, на улице Шолом-Алейхема, возле рынка «Юность». А Зибров для меня удивительные вещи делал: брал за руку и тащил на всякие тусни. Я их терпеть не могу, но он водил меня и всем представлял: «Здравствуй, Тая! Это Петя, он может написать тебе песню»…
– Такой добрый человек!..
– …»Привет, Иво! Это Петр, у которого очень хорошие песни». С Сашей Пономаревым знакомил, с Ирой Билык – да со всеми. И благодаря Паше я перескочил период так называемого стряхивания провинциальности, очень быстро понял, как и чем живет Киев. В принципе, чем круче люди, тем проще они в жизни. Да простит меня мама Ада…

– Ада Николаевна Роговцева?..
– Да, я о ней историю расскажу. Однажды какой-то стих свой читал, когда вез ее домой. Дочитал – она говорит: «Стань». Я остановил машину, а она начала платье вверх поднимать. Думаю: что такое? А она: «Смотри: шерсть дыбом встала!». С одной стороны, вроде смешно, а с другой… Знаешь, когда меня спрашивают: «Какой самый большой комплимент тебе в жизни сделали?», я Богдана Сильвестровича Ступку вспоминаю. Вел я какой-то вечер, он получился такой теплый, как белый хлеб, добрый, светлый… В театре «Сузір’я» это было, помню. Подошел Богдан Сильвестрович и сказал: «Сынок, я хотел бы тебе трепанацию черепа сделать». «За что?» – удивился я. – «Чтобы мозг твой поцеловать!». Рассказываю об этом – и, видишь, у меня слезы в глазах… Последний раз я видел Богдана Сильвестровича в гробу, худеньким. В 12 часов ночи ехал с концерта и зашел попрощаться. Назавтра уже был форменный цирк: заезжали автоматчики, охрана, расталкивали всех, потому что Янукович попрощаться приехали…
– …специально из отпуска, из Крыма…
– …ну, то, что отпуск ради этого прервал, в принципе, делает человеку честь, но людей вот так двигать – это неправильно. Ты пришел прощаться точно так же, как тысячи поклонников таланта Ступки. Чем ты лучше их?
– Ты автор многих песен для Павла Зиброва и других украинских исполнителей. Скажи, пожалуйста, украинская культура, по-твоему, провинциальна или нет?
– Не-е-ет, ни в коем случае! Во-первых, если на российскую культуру посмотреть, там все сделали наши. Мало кто знает, что, в принципе, над всеми передовыми аранжировками песен Аллы Борисовны Пугачевой работали «Брати Гадюкіни», которых она в Москву настоятельно перетаскивала. Украинская культура не провинциальная, она просто другая, и слава богу. Когда наши начинают читать рэп, петь соул и блюз, они не понимают, что это музыка негритянских кварталов. Почему французы ни на кого не похожи? Они националисты в очень хорошем смысле этого слова…
– …да-да…
– …и поинтересуйтесь, какие у них квоты на радио и телевидении! Вот для тех, кто возмущается, что у нас квоты ввели, расскажу: как только у нас на радио зазвучали песни украинские, мне стали звонить и говорить: «Ты знаешь, столько хорошей украинской музыки появилось!». Но она же не появилась сейчас, она всегда была, просто ты ведь знаешь сам, как трудно было украинскому артисту в эфир пробиться. Оплатил песню или клип – хорошо. А если нечем, будут крутить Анжелику Варум, Преснякова… Хотя эти еще куда ни шло, а Натали!
– «Ветер с моря дул»…
– Да! Вот есть песни-террористы: «О боже, какой мужчина!», «Снова курю, мама, снова», «Муси-пуси»… Кошмар! А сейчас я никаких российских шлягеров не знаю, потому что они остались там…
– …по ту сторону…
– …и сюда не проникают. Посмотри, как наши вперед пошли – семимильными шагами! Мне безумно нравятся вещи, которые делает тот же Мирзоян, потому что я не субтильного мальчика, а мужика на экране вижу. Смотрю на него и думаю: Арсен Мирзоян – армянские имя-фамилия и качественная украинская музыка. Послушал Мирослава Кувалдина с девочкой (солистка группы «Парадуш». – «ГОРДОН«). Их песня «Ліліями білими» – фантастика! Море удовольствия получил. Все движется вперед, и сейчас у нас много интересных людей. Вот говорят: «Украинская культура не дотягивает до мировых стандартов». А кто устанавливает мировые стандарты? Почему мы должны быть такими, как Соединенные Штаты или Британия? Давайте свое развивать.
– То, что российских певцов не пускают в Украину, стало стимулом для развития украинской эстрады?
– Я думаю, что стало, только мне все это не нравится. Я считаю, что российские певцы должны были исчезнуть с наших площадок вследствие голосования ногами.
– А люди ходили бы.
– В том-то и дело! Я тебя уверяю: приехал бы сейчас этот Стасопреображенский монастырь, Стас «Храни вас Господь!» Михайлов, Дворец «Украина» был бы забит…
– …и не единожды…
– Но появился Олег Винник, молодой, симпатичный, воспитанный Германией, хорошо одетый, с песнями хорошими. Да, на любителя, но женщинам нравится. Мужчины, наверное, не будут это слушать, у них немного другая музыка, однако зал набивается, дамы с ума сходят. И слава Богу! Пустующая ниша занята нашим артистом – я только рад, правда.
– Но ты пускал бы российских артистов в Украину или нет? Тех, которые в Крым ездили, письма против Украины подписывали…
– Нет, нет. Но я бы сперва, честно говоря, разобрался, кто как подписывал, потому что мне обидно, например, за Юру Башмета. Я знаю, что его импресарио по этому поводу рассказывал. Были они на гастролях, по-моему, на Сахалине, посреди ночи им позвонили и спросили: «Вы за мирные инициативы Путина или нет? Подпишете соответствующее письмо?». Они: «Ну да, мы за мир». Так Юра попал в число подписантов.
– Львовянин.
– Да. Который теперь тоже, кажется, не имеет права в Украину въезжать. А что касается открыто выступавших против Украины, то меня поразила Лолита Милявская: где она увидела бандеровцев, которые побили маму в центре Киева? Мне прямо стыдно: не надо перегибать палку! Игорь Скляр – талантливый, задиристый парень, который за всю жизнь сделал одну песню…

– …»На недельку, до второго, я уеду в Комарово»…
– …которую перепели все, кто мог, в различных вариантах. В Закарпатье пели: «На нєдєльку, до второго, я поїду в Старбічово», и про Чернобыль, помнишь, было: «Ускоренье – важный фактор, но не выдержал реактор»? И вдруг – ну кто его просил? – Игорь Скляр делает заявление о том, что самые пацанские пацаны и настоящие государства захватывают территории, а остальные – лохи и чмо…
– …голова больная просто…
– …наверное. И еще в этом плане поразил великий киевлянин Леонид Броневой. Ты, по-моему, с ним интервью делал…
– …и не одно!
– И вот этот человек, который способен был признать: «Мой отец был преступник…
– …это он мне и сказал: его отец в НКВД служил…
– …да, людей на эшафот приводил, и Броневой признал это, все четко понимал, а потом… Эти люди, Дима, я считаю, несут ответственность за происходящее у нас наравне с Владимиром Владимировичем Путиным. От фотографии, где Путин за пианинкой сидит, а артисты на него влюбленными глазами смотрят, меня коробит, и знаешь, почему? Я никогда не лез за стол с власть имущими. Я дружу с одним президентом…
– …Виктором Андреевичем Ющенко…
– …да, и считаю, что он был очень даже на своем месте, по крайней мере, в том смысле, что он пока еще единственный президент Украины, который формировал нацию.
– Хороший человек?
– Очень хороший, невероятный просто! И когда читаю комментарии больных людей: «Ющ-дрыщ привел за руку Януковича», хочу добавить: «Ну да, и за вас, за шесть миллионов, бюллетени в каждый ящик положил».
– Ты знаешь, когда у него день рождения был, я его поздравил, постоял с ним сколько-то минут, выпил рюмку-другую – и опубликовал в фейсбуке фото. Боже, чего я начитался потом!
– Верю. Мне на таких комментаторов давно наплевать…
– …да мне тоже…
– Люди, которые подобные вещи пишут, за свою жизнь не сделали ничего. Вот реально: ни-че-го! Мне говорят: «Назови хоть одну великую заслугу Ющенко – и мы отстанем». Я отвечаю: «То, что вы обзывали его последними словами и за вами не приходил чувак с пистолетом, и есть его самая большая заслуга». И то, что сейчас у нас люди в большинстве своем чувствуют себя свободными, началось именно с Виктора Андреевича Ющенко, уже за это ему при жизни можно ставить памятник. Когда он был президентом, я ни разу рядом с ним не был. Когда перестал им быть – начал общаться. Мне говорят: «Нафига тебе клуб сбитых летчиков? С него уже ничего не поимеешь…». Я отвечаю: «Ребята, я общаюсь, потому что общаюсь. Как сказал Портос: «Я дерусь, потому что дерусь». Я же не иду к нему в надежде, что он мне еще одну квартиру выбегает или земельный участок, я у него никогда ничего не просил!
– Ты о Леониде Броневом заговорил – он родился в Киеве, потом вместе с мамой был выслан…
– …помню эту историю…
– …а несколько лет назад приехал на гастроли с театром «Ленком», у него случился инфаркт, и спасал его киевский кардиохирург Борис Тодуров – в Институте сердца. Но спросить я не о российских – об украинских артистах хочу: есть ли у государства Украина патриотизм по отношению к ним, нужны наши артисты государству?
– Как тебе сказать… Частично есть, но общегосударственный культурный уровень очень низкий, паскудный, потому что все равно у нас слушают шансончик, я даже знаю парня, который маме «Владимирский централ» на день рождения заказал. Зря смеешься, это серьезно! Помню инициативу человека одного: в день памяти Лобановского должен был состояться матч, и хотели запустить песню «Дякую тобі». Я спросил: «Ребята, у вас все с головой в порядке? Вы текст песни слышали Вакарчука? «Дякую тобі за те, що ти завжди зі мною, і навіть так, як я хотів, і не без бою, але й без непотрібних слів…». Короче говоря, спасибо тебе за то, что отдалась и не сильно выпендривалась. Ради двух слов «дякую тобі» эту песню Валерию Васильевичу Лобановскому ну никак нельзя посвящать…
– Нужны ли, как ты считаешь, языковые квоты на украинскую музыкальную продукцию?
– Нужны обязательно, и я объясню почему. Я уже ненавижу фразу: «Надо подождать, пускай все произойдет органично». 25 лет прождали.

– Уже выросло поколение детей, которые своих детей родили. Сколько еще ждать? И потом, как человек, учившийся в русской школе, как патологически грамотный человек, не могу я слышать, как Киев по-русски говорит. А Луганск и Донецк – вообще отдельная тема (копирует донецкий говор), они гаварят: «Кучма нам обещал, шо мы будем разгаваривать на русском как на государственном». И что? Антон Палыч Чехов, слыша это, я думаю, брык в гробу – и забился в истерике… Нужны, Дима, квоты. А артисты наши, к сожалению, не нужны пока народу нашему. Для меня личное оскорбление, кинжал в сердце то, что к Тарасу Петриненко не пришли люди на первый концерт – во Дворец «Украина». Потому что тембр голоса Тараса можно сравнить с тембром Андреа Бочелли, я думаю. Он невероятно талантливый человек и много сделал в свое время для украинской песни. А зал не собирается.
– Как ты относишься к украинским певцам, гастролирующим в России?
– Ты знаешь, когда-то думал: бог им судья…
– …а сейчас?
– А потом видел, как в село привезли пацаненка, разорванного по диагонали фугасом. Я ведь бывал в Москве, и не раз – работал. Потому что в такой «малоизвестной» структуре, как «Газпром», в первой десятке человек пять – наши. И меня часто приглашали, я вел вечера на Якиманке в ресторане «The Сад», Цекало и Ургант его держали. Говорил по-украински, был в вышиванке, анекдоты про москалей рассказывал, украинские музыканты со мной ездили. Летал бизнес-классом, жил в шикарном люксе, и гонорар мой был в два с половиной раза выше, чем в Украине. Но, Дима, как только все началось – баста! Меня и в Кремль не раз звали, ведь там остались друзья, в России, которые на юбилеи приглашают. Но я не катаюсь на ворованной машине…
– …хорошо сказал!
– Для меня Крым – это ворованная машина, не могу я.
– Но среди тех, кто ездит в Россию, много парней и девчат, с которыми годами ты работал. Вот встретишь Ани Лорак – что ты ей скажешь?
– Я никогда не общался с Ани Лорак, мне не о чем с ней говорить, честно. Бог дал ей сильный голос, хорошие внешние данные – об остальном промолчу. Мне из-за Таи больно, потому что и я знаю, и ты в курсе, что она нормальный человек, правда?
– Да, хорошая.
– Но в свое время они с Игорем попали…
– …в западню…
– …в сладенькое окружение людей, которые показали им, что можно жить совсем по-другому. Но снимать с себя ответственность за то, что раньше Таино выступление стоило столько-то, а потом она с Басковым спела – и намного дороже стала… Ну, люди добрые, разве не мы такие правила установили, не мы прогибались перед Москвой? Я в свое время с одним очень известным телеведущим российским вел мероприятие в Донецке. И телеведущий тот делал так (копошится в бумагах на столе): «Добрый вечер, добрый вечер, добрый вечер… Сейчас мне надо разобраться, что у меня здесь…». Словом, в конце организаторы подошли и мне сказали: «Лучше бы мы вам больше заплатили, чем приглашать ЭТО».
– Как человеку, который действительно любит Украину, а не напоказ, задам тебе вопрос: со страной нашей все нормально сейчас?
– (С горечью). Не-а.
– Что тебя волнует, отчего тебе больно?
– Вчера прочел в фейсбуке, что коррупции стало меньше, потому что даже в тех видеозаписях, которые нам показывают, суммы какие-то смешные, раньше, мол, круче были. Как по мне, коррупции меньше не стало, она просто стремительными потоками в одни руки потекла, больше ничего по этому поводу говорить не хочу. Украина вечно наступает на одни и те же грабли, потому что всегда таскает их с собой, не выбрасывает. Я ездил по Канаде, и у меня был шок от того, как сильно Канада на Украину похожа. Как сказал Вася Попадюк, «то же самое, только с евроремонтом». Если каждый уберет у себя в подъезде…
– …у нас будет Канада…
– …вот именно! В моей пьесе «Задунаец за порогом», в которой играют…
– …Бенюк и Хостикоев…
– …да, казаки спрашивают: «Кому тепер служити будемо?». Вот нам по жизни зачем-то нужен поводырь, который вел бы нас куда-то. Скажи, тебе нужен поводырь?
– Нет.
– И мне не нужен! Завалился у меня забор – я его ремонтирую, огород надо полить – значит, поливаю. Я привел в порядок пространство вокруг себя и построил свою жизнь, пускай каждый построит свою – и случится чудо!
– Что ты об украинском политикуме думаешь?
– Я так боялся этого вопроса… Всегда вспоминаю Верховную Раду первого созыва, лица этих людей, воевавших со старой партийной номенклатурой, стонавших от восторга, когда впервые в сессионный зал вносили украинский флаг… Кто был там? Академики, бывшие политзаключенные, преподаватели. А сейчас там что? Точно так же идем мы с тобой по улице Шелковичной, бывшей Карла Либкнехта, и смотрим, кто там жил: в одном доме – медик, в другом – командарм, в третьем – ученый… А сейчас кто эти квартиры скупил, что после него напишут? «Здесь жил Вася Кривой»? «Тут братва хоронила такого-то»?

– Но хоть кто-то из украинских политиков тебе нравится?
– О-о-о, сколько шишек я себе на голову накличу, если скажу! Прагматизмом своим, жесткостью, умением систематизировать мне нравится Балога Виктор Иванович. Даже не потому, что он тоже закарпатец. А те, кто рассказывает, что он «хозяин Закарпатья», пускай сперва посмотрят, что он сделал там, где руководил. Я очень люблю людей, которые приходят туда, где нагажено, и сразу же вокруг себя цветы садить начинают. Вот куда бы Балога ни пришел, он начинает с того, что все вокруг ремонтирует: ну, перфекционист такой. Есть еще Николай Николаевич Логвиненко, есть в Верховной Раде Игорь Лысов. Недавно Украина стала первой в Европе по прыжкам в воду, но даже не этим надо хвастаться, а тем, что чемпионат провели здесь, в Киеве, и что Лысов под это дело спорткомплекс построил, который европейцы увидели – и ошалели!
– Хозяин!
– Да! Вот мне очень хочется, чтобы наша страна стала страной закона и чтобы хозяева ушли нафиг из Верховной Рады и занялись хозяйствованием. Потому что сейчас все идут в Верховную Раду тупо защищать свой бизнес, иначе его отожмут, отберут.
– Ты долгое время работал с Савиком Шустером в «Шустер LIVE», и многие люди узнали тебя именно по этой программе. К моему большому сожалению, Савика в Украине больше нет.
– Ну, он прилетает, улетает…
– Ты скучаешь по нему и передаче?
– Я тебе так скажу: может, благодаря тебе и этой программе твоей, в которой я участие принимаю, перестанут писать: «Куда дел Шустера, как ты мог его предать?». Шустер уехал домой, он пишет книгу в Италии. Продакшн разошелся: у людей другого выхода не было. Ты ведь знаешь, я был последним, кто оставался в продакшне…
– Это правда.
– …не писал никаких заявлений, до последнего момента ждал, что у нас что-то возобновится. А когда еще и третьим уголовным делом стали пугать… Я скучаю по Шустеру, потому что он, по сути своей, очень интересный человек. В чем-то несчастный, в чем-то счастливый. Иногда слишком жесткий, чего признать не может из-за вредности характера, но с ним никогда не скучно. 11 лет я пробыл рядом. Менялись все, бессменными оставались мы с Лехой здоровым – гостевым редактором Алексеем Стукало. Не могу сказать, что мы с Шустером друзьями были и друг к другу в гости ходили… Хотя да, ходили. И каждый раз, когда он у меня бывал, что-то смешное происходило. Однажды он, мягко говоря, выпил и купил у меня кота за 50 гривен, а потом наутро не мог взять в толк, откуда у него кот взялся, накупил ему всего самого дорогого, в том числе кошачий туалет – песок гранулированный. Котик туда сходил, Савик высыпал песок в унитаз, он там разбух, забил стояк, и новоиспеченный хозяин кота платил сумасшедшие деньги, чтобы все это дело отремонтировать: ну, неприспособленный немного к жизни человек. Но по сути своей очень добрый, и сам этого боится.
– Ты часто ездишь с киевским «Динамо» за границу. Скажи, пожалуйста, «Динамо» – это любовь навсегда?
– Конечно! Я об этом и Ринату Леонидовичу Ахметову сказал, когда «Шахтер» выиграл кубок.
– УЕФА?
– Да, и всю студию переодели в форму этого клуба, а я пришел в форме киевского «Динамо».
– Это на «Шустер LIVE» было?
– Ага. Помню, нескольких людей из Донецка перекосило, и я спросил: «Господа, вы идиоты, скажите мне? Я, болельщик 100-процентного соперника «Шахтера», пришел поздравить ваш клуб». «Ринат Леонидович, – говорю, – я никогда не буду болеть против «Шахтера» в международных матчах. Но если «Динамо» будет играть с «Шахтером» 800 раз, я 800 раз буду за «Динамо». (Улыбается).
– Он тебя понял?
– Да!
– Петя, я благодарен тебе за беседу и хочу, чтобы мы экспромтом сделали три вещи…
– …ну, давай…
– …во-первых, я знаю, что ты бесподобно анекдоты рассказываешь, не раз их от тебя слышал…
– …(смеется) угу…
– …во-вторых, хотел бы, чтобы ты что-то напел, на стихи твои. Ну и, наконец, хотел бы, чтобы ты стихи свои почитал, потому что я тоже твой поклонник и знаю, что у тебя очень много светлых и умных стихов. Давай с анекдота начнем…
– Есть один, уже не новый, но безумно мне нравится. Советский круизный лайнер потерпел крушение, и на необитаемый остров выбросило гуцула. Прошло 25 лет, яхта с украинскими олигархами заблудилась в тумане, из тумана вдруг появился остров, которого нет на карте. Олигархи думают: «Боже, открыли остров необитаемый!». Причалили, глядят – а там порт, резьба гуцульская всюду, брусчатка камешек к камешку лежит… Выходит навстречу гуцул в вышиванке, несет хлеб-соль: «Welcome, гості дорогі!». Они: «Так мы ж свои!». Он: «Хорошо, тогда идемте, я покажу, как хозяйство на острове веду. Вон там свиньи пасутся, там – овцы, а тут у меня Майдан и сельсовет, где я сижу и дела важные решаю. А вон, смотрите, я две церкви построил. Вот в эту, греко-католическую хожу, молюсь, поклоны бью, а вон та, курва ее мама, Московского патриархата. Я туда ни ногой!». Вот в этом вся наша натура украинская: мы, конечно, против коррупции, но хотим, чтобы дядя работал в прокуратуре. (Улыбается).
– А теперь – песня!
– Из того, что самого по голове влупило, – наши работы с Оксаной Билозир. «Чорна квітка», посвященная вдовам солдатским, и вторая песня, которую один из телеканалов в свое время не пустил в эфир из-за этих слов:
…Чотири долі обірвав фугас –
І покалічив усмішки дівочі.
А десь в автомобілях «контрабас»
За лінію повзе посеред ночі.
Хтось у грошах, неначе у багні,
А в інтерв’ю обожнює Вітчизну…
Не заробляйте, хлопці, на війні!
Нема на світі більшого цинізму.

– Спасибо, Петр! И – стих напоследок.
– Вспомнил твой провокационный вопрос о политиках – большинство из них можно назвать шикарным украинским словом «полова»…
– …я думал, ты скажешь «падлюки»…
– …нет, зачем? Итак, дорогие друзья, если выдержите мое чтение, то об этом, собственно, и стихотворение.
У кожного окрема доля,
Як мовив батько наш Тарас.
Коли пшениченька у полі
Зерном могутнім налилась,
Коли схиляється доземно
І золотиться ще здаля,
Коли сухі вітри таємно
Колоссю шепчуть про моря,
Коли спадають чисті роси
І рано-вранці, до зорі,
Виходять дзвінко на покоси
В сорочках чистих косарі,
Снопи цвітуть посеред поля,
У небі жайвір задзвенів…
Така навколо дивна воля,
Степ український без країв!
І щоб негоди не діждати
І не нашкодити собі,
Потрібно те зерно дістати
У дружній щирій молотьбі.
На тік, руками і возами,
Щоб не втрачати ані мить!
Вже під співучими ціпами
Зерно очищене блищить…
І непомітно, випадково,
Так, ніби хоче насолить,
У всі щілини пре полова,
За комір лізе і свербить,
До лоба липне, заважає,
Страждають всі: чужі, свої…
Мале, противне, а кусає
Від непотребності її.
Така красива і художня,
І зовні схожа на зерно,
Та легковажна і порожня,
І їй насправді все одно.
У всіх земних частинах світу
Її нічого не болить:
Куди подує буйний вітер,
Туди полова і летить.
Летить яскраво, гонорово,
У хату любить за поріг,
Завжди лягає поверхово
І зверху дивиться на всіх.
Якщо ж немає перепони,
А є палац, тоді – вперед!
Полова рветься так до трону,
Влипає, як оса у мед!
…Зерно вже люди посушили,
Щасливо закінчили рік,
Вже хліб спекли і теплим з’їли –
В полови значно довший вік.
Вона пишається собою,
Куди і з ким, їй все одно.
Коли народ не з головою,
Полова схожа на зерно.
А потім скаржаться: “Дожились!
Як розгубили все за мить!
Куди ж ми, братчики, дивились?”.
А вже навколо шелестить…
І ніби в світі не останні,
Та тільки обіймає жах,
Бо вже полова на екрані,
В умах, а ще, на жаль, в серцях.
І проклинаю кожне слово,
Яке б під каменем загріб:
Покірне стадо жре полову,
Забувши, що буває хліб…
Записала Анна Шестак